Акмеизм (греч. akme — высшая степень чего-либо, расцвет, зрелость, кульминация, край) — одно из модернистских направлений в русской поэзии 1910-х годов, родившееся в ответ на крайний символизм. Акмеисты участвовали в группе «Цех поэтов» в 1912-1913 годах. Они издавали журнал «Гиперболия». Основные идеи акмеизма были изложены в программных статьях «Символизм и наследие акмеизма» Н. Гумилева и «Некоторые течения в современной русской поэзии» С. Городецкого, опубликованных в 1913 году в первом номере журнала «Аполлон» (литературный орган группы в период ее расцвета) под редакцией С. Маковского.
Акмеизм не представлял собой развернутых философских и эстетических концепций. Поэты разделяли взгляды символистов на природу искусства и возводили роль художника в абсолют. Однако они стремились очистить поэзию от использования туманных аллюзий и символов, провозглашая возвращение к материальному миру и принятие его таким, какой он есть.
Для акмеистов оказалась неприемлемой тенденция импрессионистов рассматривать реальность как знак неизвестного, искаженное подобие высшей сущности. Акмеисты ценили такие элементы художественной формы, как стилистический баланс, живописная ясность изображений, точный масштаб композиции и четкость деталей. В их поэзии хрупкая сторона вещей была эстетической. Утвердилась атмосфера восхищения привычными мелочами повседневной жизни.
Acme Basics :
- Освобождение поэзии от идеально-направленного символизма, возрождение ее ясности.
- Отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его разнообразии, видимой специфике, резонансе и колористике.
- Стремление придать словам конкретный и точный смысл.
- Объективность и четкость изображения, ясность деталей.
- Апелляция к человеку, к «подлинности» его эмоций.
- Поэзия примитивного эмоционального мира, примитивных биологических принципов природы.
- Отголоски более раннего литературного периода, более широкие эстетические ассоциации, «тоска по мировой культуре».
Акмейстер разработал тонкие способы передачи внутреннего мира лирического героя. Часто душевное состояние не раскрывалось напрямую, а передавалось с помощью психологически значимых жестов путем перечисления вещей. Подобный способ осознания опыта особенно характерен для многих стихотворений А. А. Ахматовой.
О. Э. Мандельштам отмечал, что ахметизм — это не только литература, но и общественное явление в русской истории. С ним в русской поэзии возродилась нравственная сила. Описывая мир удовольствий, порока и несправедливости, Ахмейст решительно отказывался решать социальные проблемы и утверждал принцип «искусство ради искусства».
После 1917 года Н.С. Гумилев возродил «цеха поэтов», но, несмотря на новую попытку возродить это литературное движение в 1931 году, ахмеизм прекратил свое существование как организованная тенденция в 1923 году.
Судьба поэтов «Акме» сложилась иначе. Лидер акмеистов Н.С. Гумилев был расстрелян. О. Э. Мандельштам умер от сильного переутомления в одном из сталинских лагерей. А. А. Ахматовой пришлось нелегко. Ее первый муж был застрелен, ее сын был дважды арестован и приговорен к принудительным работам в лагерях. Однако Ахматова собрала все свое мужество и создала «Реквием», прекрасное поэтическое свидетельство трагического времени.
Только С.М. Городецкий прожил вполне благополучную жизнь. Освободившись от принципов акмеизма, он научился творить «по новым правилам» и бросил вызов идеологическим требованиям властей. В 1930-е годы он создал ряд оперных либретто («Прорыв», «Александр Невский», «Думапропана» и др.). В военные годы он переводил узбекских и таджикских поэтов. В последние годы жизни Городецкий преподавал в литературном институте, названном именем М. Горького. Он умер в июне 1967 года. Он умер в июне 1967 года.
Сергей Городецкий
Эта злая, темная ночь настигла меня и не дает мне дышать. Я не позволю ему упасть с земли или роста, я не могу тащить его, это не задница.
Передо мной несколько медных копеек, холодное тело прижимается к моему. Застывшие коробочки бушуют вдоль окон крыльев летучих мышей.
Холод в моем доме, холод в моем доме, с его шипением, шипением, шипением.
Ни сырых сапог, чтобы снять, ни курток, чтобы согреть кости. Но растущие весенние рога говорят мне, что я не должен умереть.
Николай Гумилёв
Сонет.
Должно быть, я болен туманом своего разума, я устал от историй и людей, я мечтаю об алмазах и широких искривленных мечах, погруженных в кровь.
Я боюсь (и это не иллюзия), что мои предки были свирепыми лучниками, крестами — желтыми татарами. Меня наводняет чума, которая передается через века.
Это море с клочьями белой пены. Гранит на закате, в лучах заходящего солнца…
И город с голубым куполом. Цветущий жасминовый сад, мы пробивали себе дорогу туда. О да! Меня убили.
Владимир Нарбут
Встреча.
Я забыл тебя. И как ты прошел мимо меня, когда туман опустился на купол Ивендуста.
На равнине бесконечно текли позорные годы. Я думала, что больше никогда тебя не увижу.
Но, странно обманутый, я видел в ночи стекло зеркал и лилии, как ледяные кристаллы!
И вот ты в тумане для меня, в первый раз: обманчиво змеевидный и черный, с оловянными от грусти глазами.
От «ущерба».
Старая улыбка, холодная улыбка луны, стояла на колыбели ночи.
Когда поля замирают, покрывая холмы за дельеном, голубое озеро зеленеет под легким белым чесом.
Тени — длинные, медленные стебли, а воздух был наполнен влажными дорожками. К паучьим ножкам и паучьим лапкам.
А в ручье Хаутвестр нащупал паучью лапку, лес зашипел.
Анна Ахматова
Ее руки дрожали под темной вуалью. ‘Почему ты сегодня такая бледная?’ — ‘Потому что я напоил его до смерти мучениями.
Как я могу забыть об этом? Он чудесно вышел, его рот болел. Я бежал, не касаясь перил, я довел его до ворот.
Пытаясь отдышаться, я крикнул: «Это была шутка. Если ты уйдешь, я умру». Он спокойно и жутко улыбнулся и сказал мне: «Не иди на ветер».
Осип Мандельштам
На возможной светло-голубой гл медицина в апреле, белый р поднял ветви и вечер прошел незаметно.
Узор был милым и тонким, замораживающим мелкую сетку, как эффектно нарисованную на фарфоровом блюде — a
Когда его дорогой художник очерчивает стекло, с минимальным осознанием силы, в печальном предсмертном забвении.
Михаил Зенкевич
Ноябрьский день.
Чад в мозгу, никотин в легких — о, как тяжел ты после крещения ледяным дождем, острым днем под желтым халатом!
Узкие дорожки к белому удушью, Все сирены плачут, плачут рога, Покрывая берега, что качают дома толпы.
И еще бесстыднее, скрытые от глаз, дневные стоки, спрятанные во тьме под землей, пожирают массу водянистых очистительных шуб.
Затем душа снова пробуждается. Не обманывайте себя ради тьмы.
Георгий Адамович
Это все, что я помню: мостовые и камни, жестокие улыбки на фонарных столбах. А здесь ставни кем-то закрыты. Дождь, тишина, рассвет.
Я брожу. Что будет со мной, я не знаю, но только мысль, но только мысль. Грустная кукушка на ветке считает дни до редкого посетителя.
А дни неисчислимы. 15, 40. или бесконечность? Это все одно и то же. Не серой птице знать, как быстро падает старый корабль.
